Не глядя на Сонду, Кэрри оделся и подошел к двери.
— Ты уверена, что не хочешь подождать и услышать правду?
— Я не верю тебе сейчас. Почему я должна поверить завтра?
— Хорошо. Когда ты поймешь, что ошиблась, будет поздно. И еще, Сонда… — Его глаза потемнели, губы сжались. — Я люблю тебя. Если ты вспомнишь об этом до того, как выйдешь замуж, я буду счастлив.
Он вышел из комнаты, а Сонда упала на постель, где еще совсем недавно они с Кэрри предавались любви. Что она делает? Ведь это лучшее, что было в ее жизни. Никогда она не испытывала такой страсти, такого влечения, такой тяги к мужчине… Может, он прав и нужно только подождать? Но ведь она имеет право знать о нем больше, чем кто бы то ни был? И, если он любит ее, то обязан ей доверять…
Хлопнула входная дверь, и сердце Сонды превратилось в маленький-маленький комочек, съежившийся от боли. Это он не оставил ей выбора. Он заставил ее мучиться от неопределенности и строить догадки. Он сделал все, чтобы заставить ее чувствовать себя униженной. И Эрика вместе с ней…
Сонда встала с кровати. Нет, она не сможет ночевать в этой комнате. Лучше уж в гостевой. Там, по крайней мере, нет его запаха, его тепло не исходит от простыней… Часть ее души, ненадолго заполнившаяся Кэрри, вновь опустела. Как будто душа покрылась тонкой ледяной коркой. От этого внутреннего холода тело Сонды покрылось мурашками. Она плотнее запахнула халат и вышла из комнаты.
Кэрри медленно шел по темной улице и проклинал поистине ослиное упрямство своей избранницы. Неужели она не могла подождать? Откуда такое нетерпение? Да, он вел себя не лучшим образом, и, как говорится, единожды солгавши… Но если она любит его, то может, должна понять. Он ведь простил ее за слежку и шантаж и ни разу не попрекнул ее этим, хотя мог бы… Да, понимание, по всей видимости, не входит в число достоинств Сонды.
Неужели она выйдет за этого человека только назло ему, чтобы отомстить за ту ложь, к которой он вынужден был прибегнуть? Даже не верится, что она способна на такую глупость. Возможен и другой вариант: она неравнодушна к Эрику или жалеет его… Знала бы, кого жалеет… Если бы можно было рассказать ей обо всем сегодня! Тогда они были бы вместе, и ему не пришлось сейчас идти по темной улице и ломать голову над тем, как выбраться из создавшегося положения. Но, увы, это не в его власти. Чего Сонда, к сожалению, не хочет или не может понять.
На черном кожаном поясе Кэрри завибрировал мобильный телефон.
— Привет, Арчи! Почему так рано? — раздраженно спросил Кэрри. Очень своевременный звонок — ведь именно Арчи втянул его в эту историю. — Мог бы дождаться, пока я лягу спать.
— Не заводись, Кэрри… — Арчи определенно нервничал. В его интонации появились повизгивающие нотки, и Кэрри отлично знал, что они означают. — У нас серьезные проблемы.
— В чем дело?
— Облегчи мою душу, скажи, где копия кассеты?
— Со мной, я с ней не расстаюсь, как мы и договаривались. Да объясни ты, что случилось, Арчи!
— В твоем доме все перевернуто. Они тебя вычислили и нашли то, что им нужно.
— Вот черт! Я предполагал, что это случится позже! Не думал, что ребята окажутся такими шустрыми. Впрочем, это нам на руку. Материала теперь достаточно.
— Да уж, Кэрри, ты отлично поработал. Если не считать кое-какого прокола…
— Молчи, Арчи! — рявкнул Кэрри. — Не то мои руки дотянуться до твоей шеи через мобильник.
— Ладно, ладно… Ты — умница. Успокоил меня.
— Теперь ты меня успокой — начни операцию завтра.
— Боюсь, вряд ли получится, Кэрри. Она намечена на вторник.
— Я убью тебя, Арчи! Смерти моей хочешь! Когда именно?
— Днем.
— Арчи, я прошу тебя! — Голос Кэрри звучал умоляюще.
— Сделаю все, что в моих силах. Кстати, Кэрри, так, для подстраховки, не ночуй сегодня дома.
— Хорошо, поеду в мотель. Ну пока, Арчи. Завтра принесу кассету. И не забудь о моей просьбе.
— Договорились, приятель.
Кэрри закрепил мобильный на ремне. На душе немного полегчало — одной головной болью меньше. Только удастся ли ему избавиться от нее вообще? Мысль о холодном мотеле на окраине города не слишком согревала его душу, но так было гораздо безопаснее.
Сможет ли он заснуть, не вспоминая о теплом, атласном теле Сонды, о ее жгучих губах? Воспоминания нахлынули на него огненной волной, и ему захотелось спрятаться, укрыться от этого чувства, грозившего окончательно разрушить его помутившийся в последнее время рассудок. Вместо этого он поднял ворот рубашки и принюхался к запаху, исходившему от него. Сонда, сладкий волнующий аромат ее духов… Как бы он хотел забыть о ней хоть на минуту, на секунду, на мгновение…
Небо заволокло темными тучами. Накрапывал мелкий дождик. Он стучал по совсем недавно проклюнувшимся зеленым листьям, по серому асфальту, по выкрашенным в синий цвет скамейкам сквера. Сонда удивлялась тому, как замечательно погода отражает ее душевное состояние. Ей плохо — и плохо небу, орошающему землю своими скупыми слезинками.
Хотя Сонда и перебралась в гостевую комнату, в которой ничто не напоминало о Кэрри, она почти не спала. Ворочалась с боку на бок, мяла свежую, выглаженную до хруста простыню, терзала белоснежную подушку и плакала. Плакала от бессилия и одиночества, которое некому было скрасить. Глаза ее припухли, под ними залегли фиолетовые тени, которые не удалось спрятать даже тональным кремом. Дома ей нечем было дышать, поэтому встретиться с Эриком она решила в сквере, неподалеку от ее особняка.
Даже промозглая улица казалась ей приятнее четырех стен своей крепости. Собственно, она прекрасно понимала, что эти четыре стены находятся не в доме, а в ее сознании, и виной тому разыгравшееся не в меру воображение. Вчера ночью она представляла себе Кэрри в роли гангстера, наркодельца, содержателя притона. Мало кем он не побывал в ее воспаленном от боли рассудке. Насколько воображаемый Кэрри соответствовал реальности, судить она не могла.