Сонда отошла от автомата и, понурив голову, побрела к выходу из аэропорта. Она немного погуляет по городу, даст выход слезам, которые упрямо застилают глаза. Не плакать же здесь, у всех на виду. А потом попробует еще раз позвонить Хэтти. Может быть, подруга на этот раз окажется дома?
Что-то подсказывало Сонде, что ей удастся выпутаться из этой ситуации. Правда, не так легко и безболезненно, как хотелось бы, но удастся. Сонда не знала, на чем зиждется такая уверенность, но странное предчувствие будоражило душу, умиротворяя и волнуя ее одновременно.
Предчувствия были редкими гостями в душе Сонды, но зато никогда ее не обманывали. Поэтому Сонда могла быть уверена: если что-то подсказывает ей, что выход найдется, то он найдется непременно. Только вот каким именно образом? На этот вопрос предчувствия не давали ей ответа.
Впрочем, Сонде не пришлось долго томиться в ожидании. Около стеклянных дверей она, никого не видящая и не слышащая (кроме, разумеется, своего внутреннего голоса), ударилась головой о чью-то мощную грудную клетку. Бормоча извинения, Сонда подняла голову. Пожалуй, она удивилась бы меньше, если бы увидела хамелеона размером с человеческий рост.
Перед ней стоял Эрик Вайленс.
— Эрик?! — Удивление Сонды не знало границ. Оно грозило выйти из берегов и залить собой все пространство внутри Сонды. Да, она предчувствовала спасение. Но ей и в голову не могло прийти, что рыцарем на белом коне окажется ее жених. — Как ты узнал, что я здесь?
Эрик выглядел не менее ошарашенным, чем она сама. Но он быстро справился с собой и устремил на Сонду взгляд, достойный средневекового инквизитора. Сонда подумала про себя, что ее жениху совершенно не идет этот образ, но решила промолчать, дабы не усложнять и без того тяжелую ситуацию.
— Честно говоря, я до последнего не верил, что ты здесь. — Ледяное дыхание севера меркло перед тем холодом, который исходил от Эрика. — Теперь убедился, но легче мне от этого не стало. Не думал, что найду тебя так быстро.
— Хэтти… — озвучила Сонда свою догадку.
Эрик кивнул головой.
— Зачем ты сюда отправилась? Ты можешь мне толком объяснить?
Сонда, которая все еще не могла прийти в себя от неожиданного появления Эрика и предательства (а как еще можно было назвать такое поведение?) Хэтти, беспомощно развела руками.
— Ты не знаешь? — растолковал ее жест Эрик. — Ты прилетела к черту на кулички и не знаешь зачем?
— Да нет же, Эрик. — Сонде хотелось придумать какое-то достойное объяснение для своего поведения, но сейчас она сама не могла понять, что именно привело ее на Мадагаскар. Все объяснения казались ей такими нелепыми, что она была уверена — Эрик их не поймет и уж, тем более, не примет. — Я… мне… хотелось отправиться в путешествие.
— Не понимаю, что помешало тебе поставить меня в известность. Зачем ты наврала про тетушку? Насколько я понимаю, ее не было вовсе?
— Понимаешь, Эрик… — Сонда все больше и больше путалась в своих объяснениях и все меньше и меньше понимала, зачем она оправдывается перед Эриком. Раньше это ей и в голову бы не пришло: она обдала бы его холодом, сказав, что поездка — ее личное дело. Сейчас тактика «лучшая защита — нападение» почему-то внушала ей отвращение. Может, оттого, что она искренне сознавала свою вину. Может, слова Кэрри о ее холодности и эгоизме заронили в душу Сонды каплю сомнения. Так или иначе, она не желала нападать — она желала объяснить Эрику и себе самой причину, по которой солгала ему и отправилась в это путешествие. — Мне хотелось поехать одной. Чтобы никто об этом не знал. Так интереснее. Мне не хотелось эскорта в виде тебя или матушки… Отелей и всего прочего. Я хотела приключения, понимаешь? В душе я авантюристка, — вспомнила она рассуждения Кэрри, — хоть ты этого во мне и не заметил… Вот я и пустилась в авантюрное путешествие, если можно так выразиться…
— Сонда, ты заставила меня волноваться.
— Я знаю. — Ей хотелось прочесть в его голубых глазах грусть, но она видела лишь досаду.
— Мне пришлось бросить все и лететь за тобой.
— Я знаю.
— Мне больно оттого, что я не могу тебе доверять. Это ты тоже знаешь?
— Догадываюсь. — Сонда хотела сказать, что не видит в его глазах боли, но вновь вспомнила о словах Кэрри. Она ничего не требовала от Эрика, потому что не хотела отдавать. Боялась расстаться с той частицей себя, которую неизбежно утрачиваешь, когда влюбляешься. Вот и результат: каждый остался при своем. Эрик со своей досадой, принимаемой им за боль, а она… С чем осталась она, неизвестно. Кажется, с мыслями об ушедшем от нее мужчине, к которому она — страшно сказать, что чувствует… — Мне ужасно стыдно, Эрик. Я вела себя как… как… непорядочно. Если можешь, прости меня. А если нет — я смогу понять твои чувства. Но ведь ты прекрасно знал, что с таким человеком, как я, будет сложно.
— Знал. Но не догадывался, насколько сложно.
В голосе Эрика ей послышалась усталость. Сонда не понимала, чем именно вызвана эта усталость: тяготами перелета или их отношениями, в которых сам черт ногу сломит. Раньше она не слишком задумывалась над тем, какую боль может причинить Эрику ее холодность. Она использовала его чувства как прикрытие, как щит перед угрозой одиночества, и не пыталась разобрать, что движет его поступками. Теперь, сделав попытку понять сущность его чувств, она наткнулась на какую-то невидимую стену, которой раньше не замечала (или не хотела замечать).
Сонда поняла, что та легкость общения, которая привлекала ее в Эрике в самом начале их знакомства, утрачена навсегда. Будто сломался какой-то шаткий мостик, позволявший им не потерять друг друга в пропасти жизни. Сонда чувствовала, что Эрик сможет без этого мостика, а вот она…